Дорогие друзья,
В трех чудесных, содержательных письмах, которые я получила от вас, меня особенно впечатлило, что, несмотря на мрачные прогнозы о продлении режима изоляции, вы не считаете пандемию оправданием бездействия. Более того, в своих письмах вы косвенно предлагаете способы борьбы с бездействием. И, помимо этого — возвращаясь к нашему основному вопросу партиципации — ваши письма иллюстрируют процесс превращения партиципации в солидарность.
В ваших письмах, по выражению Дмитрия, говорится о «социальной дезинтеграции, недостатке воздуха, цинизме и утратах». Дмитрий, все это ощущается не только в России. Страх, изоляция, сожаление, разочарование и бессилие пронизывают каждое из трех писем, так же, как и практически любое общение в наши дни. Это можно назвать общемировым экзистенциальным отчаянием. Как отмечает Дмитрий, «коллектив „Что делать?" противодействует подобным тенденциям на протяжении вот уже 17 лет. И каждый проект — словно не было прошлых; будто всё начинаешь заново».
Но я думаю, что заново начинать не нужно. Мы всегда учимся и опираемся на прежние трудности в борьбе за демократизацию наших практик и общества. В ваших письмах есть и сугубо положительные стороны. Ваше общение раскрывает как опыт, который мы все разделяем глобально, который нас всех уравнивает, проявляется на уровне межличностных связей. Я чувствую себя так, как будто нахожусь со всеми вами в одной комнате, и общаюсь, говоря словами Сюзаны, как с «друзьями по переписке». Вы
внимательны к себе и к другим — в данном случае к своим далеким коллегам. Все мы здесь свидетели сокровенных чувств друг друга, чувств, которые испытываем, пойманные в этом застывшем моменте.
Философ и политический деятель Симона Вейль называла это
внимание к опыту друг друга любовью, «ибо точно так же, как внимание соглашается с существованием другого, любовь требует признания реальности вне „я"» (Weil 1966: 130). Для Вейль такая солидарность, полная любви, является центральным элементом социальной справедливости.
белл хукс говорит об этом так:
В момент, когда мы выбираем любовь, мы начинаем движение против превосходства, против угнетения. В момент, когда мы выбираем любовь, мы начинаем движение к свободе, своими действиями освобождая себя и других. Эти действия суть свидетельство любви как практики свободы. Здесь, в этих письмах, перед нами предстают трое очень опытных деятелей из разных уголков мира, отлично подкованных в «искусстве участия» и ощущающих потерю своей практики и способности активно действовать. Тем не менее, я считаю, что вы на самом деле демонстрируете нечто очень важное (и существенное для нашей потенциальной санкт-петербургской дискуссии), а именно солидарность, которая словно соединительная ткань существует между людьми вне зависимости от того где и в каких трудных обстоятельствах они бы ни оказались (Lynch 2020). Эта связь между сотрудничающими людьми очень сильна, когда сознательно выстраивается и крайне слаба в обратном случае, когда она на самом деле является «упрощенной версией участия» (participation-lite).
Итак, давайте рассмотрим «участие», это вездесущее модное словечко, занимающее центральное место в нашей дискуссии.
Партиципаторные практики часто критикуют как по сути несовершенные, создающие иллюзию участия, в то время как консенсус либо достигается под давлением, либо форсируется художником или институцией, контролирующими производство и распространение знаний и продуктов творчества, либо к нему приходят с оглядкой на программу финансирования. Таким образом, результаты прогнозируемы, стандартны и ожидаемы и только преподносятся в качестве консенсусных решений. (Graham 2013; Lynch and Alberti, 2010; Lynch 2011a; 2011c; Lynch 2019; Lynch 2020; Marstine 2011; Sandell and Nightingale 2012). Несмотря на благие намерения, партиципаторность не всегда оказывается демократическим процессом, на звание которого претендует; чаще она отражает повестку институции, в которой эти процессы фактически жестко контролируются (Fouseki 2010; Lynch 2011a).
Слишком часто мы непреднамеренно избегаем всех сложностей, возникающих в связи с действительным участием, из-за кооптации наших партиципаторных практик. Именно в связи с неоднозначностью, присущей таким терминам как
участие, гражданство и
расширение полномочий (empowerment), их так часто эксплуатируют и используют в политических целях; в зависимости от собственного положения, люди абсолютно по-разному используют эти понятия.
После исследования, проведенного мной по всей Великобритании от имени Фонда Пола Хэмлина, я написала
Whose Cake is it Anyway? (Lynch 2011a), где проанализировала эффективность практик вовлечения и участия в британских музеях. Исследование показало, что, вопреки самым лучшим намерениям, партиципация в секторе культуры и искусства часто сталкивается с прямым противоречием между ожиданиями спонсоров и чаяниями участников. В ходе дальнейшего исследования было выявлено множество примеров, которые отражают суть проблем, существующих в рамках искренних попыток наладить отношения сотрудничества в нашей практике, отношения, которые были бы этичными, демократичными, партиципаторными, взаимными и допускающими подлинные вызовы и дискуссии.
Продукт (выставка или программа) может выглядеть хорошо, но слишком часто отношения в его основе оказываются испорченными.
Одной из повторяющихся причин для возникновения сложностей с коммуникацией является институциональный (и личный) дискомфорт в связи с конфликтом и последующее его избегание (Lynch 2017c). Подход к сотрудничеству, основанный на правозащитной деятельности, должен позволить тем, кто испытывает угнетение и несправедливость на своей шкуре, озвучить свои проблемы и добиться изменений. Так называемый «институт активизма» — не то же самое, что приверженность активизму, заложенная в правозащитной практике, которая способствует реализации права людей на самовыражение — иногда через недовольство — и действует в, направлении социальных изменений — и, следовательно, надежды.
Дело не в том, что роль художника или художественных институций в повышении осведомленности о социальной и экологической несправедливости и нарушениях прав человека не важна. Дело в том, что художник, проект или институция могут упустить из виду критическую важность
присущей людям их личной агентности — того, что так легко, хоть и непреднамеренно нивелируется именем партиципации. Например, Пабло, ваш Instituto de la Telenovela, тот первый «социальный проект», который, по вашим словам, исследовал влияние мексиканской индустрии мыльных опер в Восточной Европе. Скажите, это было совместное исследование? Совместные исследования — широкое поле для сотрудничества и солидарности, из которого участников слишком часто исключают, превращая в «испытуемых». Хотя с точки зрения преобразования того, что мы обычно называем «участием», это и недостаток, и потенциальная возможность.
Итак, что же сделать, чтобы усовершенствовать партиципаторные практики, избежав ловушки участия? Я уже писала о приверженности
агентности и преодолении
страха перед конфликтом. Но есть еще один камень преткновения. Институтам и совместным проектам по-прежнему практически не свойственна рефлексивность. В результате проявляется патернализм, который подрывает самоутверждение людей (self-empowerment). Единственный выход из этой кроличьей норы — непрерывная
совместная критическая рефлексивная практика (Lynch 2011b). Эта совместная рефлексивная практика играет центральную роль в обучении и абсолютно необходима для прорыва — перехода от простого участия к активной солидарности, в которой соучастники разовьют свой голос как «критически настроенные друзья».
Я хочу спросить вас, Дмитрий, может ли совместная, критическая рефлексия стать частью Школы вовлеченного искусства? Вы говорите о семи годах работы вашей образовательной платформы «Что делать?» и добавляете: «Я надеюсь, что нам удалось „обратить" более 150 человек, каждый из которых включился в эту одинокую борьбу». Мне кажется, это звучит скорее как солидарность, чем как участие. Но так ли это на самом деле?
Дмитрий, вы пишете, что сейчас видите «Что делать?» как «сообщество — одно из тех, что серьезно повлияли на формирование местной альтернативной сцены», и добавляете, что «нам это важно и в общем-то все получается. По меньшей мере нам удалось найти людей, с которыми мы стараемся поддерживать близкие отношения, — как личные, так и профессиональные». Звучит так, будто вы продвигаете повестку партиципации, но как именно вы узнаете, что чувствуют участники? Каким был этот
процесс для всех в него вовлеченных?
Совместное критическое осмысление конкретного опыта, его предпосылок, развития и последствий является нашим способом бросить вызов и, в конечном итоге, изменить, казалось бы, укоренившиеся иерархические, покровительственные и ограничивающие отношения между людьми и институциями. Именно так мы коллективно наращиваем возможности, развивая при этом острое осознание сложной динамики власти в рамках этих отношений. Таким образом мы освобождаем всех участников процесса, чтобы они могли развить свой потенциал, стать активными агентами и соавторами, стать
солидарными.
Дорогие коллеги, пусть фоном ваших писем в первую очередь служит пандемия, но речь в них не только о ней. Между строк прочитываются актуальные опасения, которые разделяем мы все — социальные, политические, экономические страхи и самая серьезная из угроз — экологическая. Возможно, сейчас у нас больше общего, связующего все культуры и людей всех происхождений, чем когда-либо. Я бы сказала, что именно сейчас наступило время солидарности как социальной, эмоциональной связи, которую нужно совместно претворять в жизнь. Пришло время выйти за рамки пустых слов об «участии» и заняться политикой солидарности и активных совместных изменений. У нас нет времени ни на что меньшее, поскольку силы предубеждения и раздора стремительно сгущаются вокруг нас в этом «беспокойном мире», стремясь разобщить нас и заткнуть нам рты.
Солидарность предполагает сознательное развитие преобразующих отношений, основанных на
взаимозависимости, как радикальный акт сопротивления и борьбы, ведущий к личному и социальному освобождению. Солидарность отвергает понятия доброты, эмпатии и «благотворительности», которых слишком много в партиципаторной практике, и которые слишком часто приводит к подавлению достоинства, сопротивления и праведного неприятия предрассудков.
Фотограф и теоретик Ариэлла Азулай заявляет: «Я использую термин „контракт", чтобы избавиться от таких терминов, как „сочувствие", „стыд", „жалость" или „сострадание", лежащих в основе этого взгляда» (Azoulay 2008). Пандемия не поставила крест на нашей работе. Мы даже не прерывались. Пришло время заключить «договор солидарности» — внимательно составленный, согласованный и направленный на достижение социальной справедливости и перемен. Так станет возможно сообща выстраивать и разрешать ситуации, в которых, пусть и запертые по своим комнатам, находимся все мы. Наша солидарность может быть творческой, даже если она, как выразился Дмитрий, «ограничена экраном… когда мы не можем видеть лица, когда не можем взаимодействовать, как привыкли: посредством запахов, касаний, эмоций». Но вы можете устанавливать связи так же эффективно, как прямо сейчас сделали это друг с другом в письмах, и по-прежнему быть глубоко солидарными. Мы стали свидетелями стремительного увеличения количества онлайн дебатов, обсуждений и сотрудничества (см. выборы в США и Black Lives Matter). Мы все еще можем планировать, творить, совместно исследовать, совместно курировать и организовывать. Дмитрий пишет: «До сих пор помню, как это было захватывающе!» Так ведь ничего не изменилось! Очень важно, чтобы мы оставались активными, изобретательными, заинтересованными и открытыми. Между тем Дмитрий рассказывает о партиципаторных образовательных платформах. У участников таких проектов есть разнообразные возможности формировать процесс совместного обучения. И здесь я бы выделила обобществление процесса учебной деятельности. Все это немедленно указывает на потенциал превращения наших нынешних ограничений в возможности. Я предполагаю, что, ссылаясь на Паулу Фрейре (Freire et al, 2014), это можно назвать педагогикой солидарности, или, как выразился Дмитрий, «тайной спецоперацией сообщников». И разве это не чудесно?!! С благодарностью за ваши вдумчивые письма и неисчерпаемой солидарностью,
Бернадетт
Доктор Бернадетт Линч
*Работы Бернадетт Линч доступны онлайн по ссылке —
https://ucl.academia.edu/BernadetteLynch