Властные отношения в культурных институциях и то, чего не найти в их архивах?

Франсуаз Вержес

24 ноября, 15:40

Кому: Каролина Рито, Лоранс Рассел, Фелисити Аллен

Дорогие Каролина, Лоранс и Фелисити,

Нас всех обязали соблюдать новые правила и ограничения в связи с пандемией COVID-19, и, хотя я понимаю, что иначе нельзя, я не могу закрыть глаза на потрясения, вызванные политикой «социального дистанцирования» и изоляции. Исследования показывают, что бремя обучения детей на дому, ухода за пожилыми людьми, детьми и семьями, уборка и приготовление пищи ложится в первую очередь на женщин. Согласно этим исследованиям, цветные женщины повсюду оказываются на передовой и поэтому становятся уязвимы для вируса. Изоляция и кризис в экономике привели к росту сексуального насилия. Тем временем крупные корпорации пользуются возможностью увеличить прибыль, а методы наблюдения и контроля совершенствуются.

Конечно, пострадали и художники. Представители ассоциация «Деколонизируй искусство», которую я основала в 2015 году, в мае-июне разослали цветным художникам анкету, и респонденты рассказали о возросших материальных затруднениях и расовом аспекте своей уязвимости. Затем по всему миру прошли марши сторонников Black Lives Matter, и стало очевидно, что структурный расизм не маргинален, а централен для культурной и социальной среды. По всей Европе мигранты и беженцы поднимают вопрос о том, что же такое гостеприимство, гуманность и солидарность. Невозможно отрицать реальность криминализации мигрантов и беженцев, реальность исламофобии, этнонационализма, ксенофобии, насилия со стороны полиции, государственного насилия и расизма по отношению к чернокожим, и я хочу ответить на ваши вопросы, принимая во внимание все эти проблемы.

Есть такое выражение: «Скажите мне, кто отвечает за архивы, и я скажу вам, кто у власти». Оно кажется мне очень точным. Архивы — арсенал власти, и угнетатели и эксплуататоры мастерски им пользуются. Тем не менее, существует давняя традиция чтения между строк, внимательного разбора заметок на полях, интерпретации замалчиваний и пропусков для того, чтобы наконец зазвучали прежде неслышные голоса.

Завоевательные войны издревле уничтожали библиотеки и архивы. Войны стирают воспоминания о городах, их культуру и накопленные знания; солдаты насилуют, грабят, сжигают. Войны — инструмент власти. Однако я часто говорю, что сила не может стереть все без остатка; все равно останется след, фрагмент, отблеск, из которого мы, пусть даже и не полностью, можем реконструировать повествование, момент или событие. Ужасно, что людям затыкают рот, но даже несмотря на это события можно интерпретировать с помощью других форм повествования и написания истории. Во Франции историки Арлетт Фарж и Людивин Брантиньи дали голос маргиналам, слугам, преступникам, пролетариям. В Индии историки занимаются постоколониальными исследованиями, несмотря на знаменитый вопрос Гаятри Спивак: «Могут ли угнетенные говорить?». Конечно, она говорит, но ее дискурс вне колониальных и постколониальных национальных рамок. Итак, процесс исследования того, как мы читаем и используем архив, непрерывен.

Все мы знаем о силе мифов, основанных на реальных событиях. Ничего конкретного, никаких вещественных доказательств не осталось от проведенной в ночь на 14 августа 1791 года во французской колонии Сан-Доминго церемонии Буа Кайман («Лес аллигаторов»), во время которой планировалось восстание рабов. Позже гаитянский писатель Герард Дюмесль посетил регион и собрал устные свидетельства, чтобы написать свой рассказ о церемонии. И все же запоминающаяся, яркая церемония и тот факт, что она привела к победе рабов и созданию первой Черной республики, послужили импульсом к формированию архива этого важного события.

Не вошедшая в официальные архивы реальность возвращается через устную поэзию, песни и мифы. Это архив обездоленных и лишенных голоса. Используя мельчайшие обломки и кости, обращаясь к одиноким буквам, сохранившимся на камнях или стенах, археологи-деколонизаторы возвращают прошлое к жизни. Методы, разработанные археоботаниками, лингвистами, специалистами по устному творчеству и архитекторами-криминалистами (forensic architects) также способствуют созданию анти-гегемонистских архивов. А феминистская педагогика и педагогические методы коренных народов по передаче и производству знаний занимаются изучением вопроса формирования архивов.

Вы спрашиваете, можно ли создать и поддерживать место для альтернативных знаний институционально, и, в таком случае, будет ли оно «альтернативным»? Это зависит от того, как, кем, для кого будет построена эта институция. При создании альтернативной институции нужно как следует продумать его архитектуру снизу вверх (а не наоборот), задавшись вопросом о том, как мы будем заходить в здание, кто займется его уборкой, кто будет работать в администрации, как получить доступ к архиву, как мы узнаем о процессе его формирования, кому будет принадлежать институция и кто станет ее финансировать? Как индексируется архив и как он организован? Удастся ли избежать ригидности и иерархичности в его структуре? Нет никаких письменных правил, которые бы что-либо гарантировали, это будет постоянный процесс внимательной коллективной, совместной работы; помимо всего прочего, нельзя игнорировать институциональную усталость или инерцию. Любая институция — это социальный организм, и следовательно, на нее влияет все происходящее вокруг, включая политические неудачи с их экономическими и социальными последствиями и изменения, вызванные освободительной борьбой. Живя в полном насилия мире, в мире, где власть осуществляется посредством символического, языкового, сексуального или расового насилия, трудно избавиться от властных отношений. Создание институции вне каких-либо властных отношений будет представлять угрозу для власть имущих, ведь власть не допускает полной автономии, она должна препятствовать и мешать ей, подавлять ее. А если власть все же уступит институции некоторую автономию, она сделает все, чтобы ограничить ее возможности и способности к росту и расширению. И «мы» тоже включены в отношения власти: мы жаждем признания, мечтаем, чтобы нам разрешили войти в дом хозяина, но, как сказала Одри Лорд, нельзя разрушить дом хозяина его же инструментами. Она установила чрезвычайно высокий стандарт, достичь которого невероятно трудно. Изобретать и создавать инструменты, отличные от инструментов хозяина, — долгий процесс. Однако у нас есть архив воображения этих инструментов, их создания. Их необходимо неустанно искать, понимая, что на это нужно время. Такова педагогика, идущая снизу, от незавершенного производства и от осознания того, что нам предстоит долгий путь деколонизации.

Франсуаз Вержес