Властные отношения в культурных институциях и то, чего не найти в их архивах?
Лоранс Рассел
11 ноября, 3:41
Кому: Каролина Рито, Фелисити Аллен, Франсуаз Вержес
Дорогая Каролина,
Ответить на твое письмо, полное интересных мыслей и замечаний, — непростая задача. Сейчас я работаю в сфере образования: несколько месяцев удаленно руковожу художественной школой и вот, наконец, вернулась в институцию, все мы тут носим маски и держим почтительную дистанцию.
Позволю своим размышлениям, воспоминаниям и идеям опираться на твои рассуждения о методе «вовлеченного исследования» («enacted research»). Позволь поделиться парой примеров из прошлого и настоящего.
«Быть вовлеченным» для меня означает получить доступ к «исходному коду» институции. Им я считаю архивы и нормативные акты, связанные с ней. Я предлагаю работать с институциональными архивами, опираясь на программные принципы открытого программного обеспечения (open source).
Как? Здесь следует рассказать о моем опыте работы с командой Центра современного искусства и музея в Барселоне. Мы открыли помещение, принесли туда все эти коробки из архивов центра, и просто-напросто открыли их для всех. Параллельно была создана веб-платформа, позволявшая изолировать и описать каждый оцифрованный документ, а также реконструировать его связь с другими элементами. Тогда мы определяли архив как «набор документов, которые собирались естественным или механическим образом вследствии действий физического или юридического лица, частного или государственного, которые могут принимать как физическую, так и цифровую форму, и сохранение которых предполагает постоянное расширение архива без сокращения архивных единиц». [1]
Представьте себе некий документ… То как человек его использует, напрямую связано с тем, в какой роли он выступает. Мы выделили 44 возможные роли, действующие в институции. Можете представить 44 различные практики в одном музее? От архитектора до продюсера, режиссера, плотника, учителя, редактора, перевозчика, певца, танцора и многих других. В списке указаны 98 видов документов: отчеты, телеграммы, комиксы, записи конференций, а также описаны мероприятия, которые проводила институция с момента открытия: семинары, вернисажи, концерты, и так далее. И каждый фото, аудио или текстовый документ связан с одной из 44-х идентифицированных нами ролей.
Работая над описанием и архивированием, мы стремились уделить особое внимание слиянию теорий и практик, а также тому, как в арт институции формируются и формулируются связи между различными дисциплинами. Мы обозначили следующие вопросы: Откуда мы? Что мы унаследовали? Как мы представляем вклад художественной институции в производство коллективной памяти? Мы собирались думать над этими вопросами все вместе после того, как проанализируем деятельность друг друга. Потом, на основе такого обмена, мы могли бы разработать более устойчивые коллективные виды практик.
Именно поэтому необходимо было учредить протокол работы с данными в архиве. Мы находились на перекрестье — между институциональной критикой и систематическим демонтажем общественных институтов неолиберальной властью. И из этой точки мы предлагали воспринимать архив как лабораторию для экспериментов с протоколами и практиками производства коллективной памяти. Мы исследовали наши внутренние процессы еще и для того, чтобы осмыслить, что может собой представлять сеть институций и связь разных дисциплин. Мы полагали, что институциональные процессы могут быть препарированы, исследованы и разделены.
Память по природе своей коллективна, и существует лишь будучи разделенной с другими. Например, музей разделен между различными акторами, администрациями, реестрами, следовательно, он складывается из множества разделяемых техник, большинство которых либо скрыто от наблюдателя, либо герметично, либо находится на пороге исчезновения, — причем каждая из техник требует коллективных действий. Если мы хотим помнить, причем помнить коллективно, то следует держать в уме: акт коллективного припоминания нередко производится ценой забвения и замалчивания памяти других. Это исторические акты, произведенные теми, у кого были доступ и право говорить, у кого был доступ к инструментам производства, коммуникации и доступ к архивам. Поэтому речь идет об открытии документов, объектов и предметов памяти для комментирования и реорганизации, чтобы пользователи могли разобраться с тем, как устроен архив и каковы его коды доступа. [2]
Музей — это место, где формируется коллективная история, в нем хранятся объекты и события культуры, он активирует и подвергает сомнению прошлое. Бэмби Цойппенс (Bambi Ceuppens), в своем тексте Marc benoemt's morgens de dingen (Марк приветствует вещи по утрам), [3] настаивает, что слова, которыми мы описываем мир, имеют власть над нашим восприятием действительности. Слова, классифицирующие и описывающие, часто принадлежат словарю, заимствованному из истории патернализма и колониализма. Язык классифицирует, упорядочивает, исключает, но он также сохраняет прошлое для будущего использования и изучения…
Вернемся к нашим архивам. Удастся ли нам открыть документы для интерпретации, — поместить их в пространство между институцией, музеем, коллекцией и внешним миром и пользователями? Социополитическая обстановка меняет язык, его грамматику и словарь. Слова и словарные конструкции появляются и исчезают прямо как страны, общества и практики. Различные группы меньшинств пытаются захватить, изменить и присвоить языки и слова, которые им навязывали законодатели. Поэтический язык, коллективные языковые практики и язык жестов пишут свою историю на периферии того, что мы узнаем из словарей и прочих классифицирующих документов. Но раз мы разделяем язык, хорошо бы помнить, что слова годятся не только для приказов, но и для обсуждений. Язык может быть связующим звеном, но он может быть и недостатком, помехой, потому что он не помогает понять все и он не может описать все, и это особенно очевидно в случае языка, написанного людьми для машин… Хотя, думаю, что именно сочетание намерения и помехи приводит к движению и изменениям. Как Арлетт Фарж писала в Le goût de l'archive (Вкус архива): «Несомненно, есть шанс обратить нить научного исследования в иную сторону, и это возможно за счет слов, позволяющих встряхивать существующую картину мира, разламывать предъявленные улики. Можно не ограничиваться скучной реституцией события или исторического объекта; можно отмечать места, в которых утерян смысл, можно производить лакуны там, где раньше правила несломимая убежденность. Напряжение между потребностью производить смысл для создания устойчивого нарратива и уверенностью в том, что ничто не должно быть прочным, (…)». [4]
Слова, язык как изъявление власти, могут и расширять права и возможности, не так ли? К этому обращен мой следующий пример.
Когда я читаю твое рассуждение о вовлечении в институциональные процессы, мне хочется предложить двойное определение слова «институция» (учреждение). С одной стороны, это творческое движение, это склонность к учреждению, основанию, установлению и оно выражается формой действительного причастия настоящего времени, называющим движение: учреждающее (instituting). С другой стороны, причастие прошедшего времени от этого же глагола, учрежденное, является результатом творческого движения. Учрежденное (instituted) — нечто кристаллизованное, замороженное, стабилизированное. Когда созданное подчиняет себе процесс, можно говорить об отчуждении. И сейчас мы ищем настоящее институциональное движение, способное собрать участников вокруг себя.
Во втором примере, в ситуации с арт школой, учрежденное является тем, что согласно министерскому указу, должно существовать в самой структуре учебного заведения: руководство, совет по вопросам образования, студ-совет, совет по направлениям (направление здесь означает: различные департаменты в школе, например: медиа, искусство, письмо), контроль качества образования, совет по вопросам профилактики и защиты (безопасность, гигиена, и так далее). Заседания этих органов включены в расписание учреждения. По итогам слушаний эти органы должны принимать решения по расписанию, правилам, по вопросам гигиены, безопасности, использования бюджета, социальной помощи учащимся, и т. д. Эти инстанции, конечно, могут быть чисто формальными, но могут и действительно работать. Наша цель — восстановить их потенциал для изменения, отражения и оценки наших коллективных процессов. Мы планируем изменить привычный порядок так, чтобы когда спрашиваем какую-то команду, она не могла ответить: «Мы просто всегда так делали». Мы хотим вернуть разделяемую ответственность и мы хотим сделать все процедуры прозрачными для участвующих. Как правило, внутри институции базовые услуги: уборка, готовка, поддержание пространства в порядке, — воспринимаются как должное, однако за всем этим стоят люди, организации, деньги и отношения, которые остаются скрытыми и невидимыми.
Школа полнится иерархиями, управляется не только текстами и декретами, но и принципами, которые в институциональной среде проявляют себя жестокими, яростными, действующими на пределе срочности, порождающими желание добраться до «целого», но и оспорить это нерушимое «целое» и создать что-то общее (common). Переведя архивы и процедуры из режима read-only к режиму редактирования, можно вывернуть наизнанку саму структуру школы, так, чтобы она служила новым целям. Таким образом, люди могут включиться и повлиять на саму институциональную систему и написать новую историю, — все это процесс коллективной работы над трансформацией принципов и того, «как» мы действуем.
Мы захватываем саму структуру школы, чтобы попытаться обернуть ее себе на пользу, и «заразить» ее нашей историей в процессе становления. Как движение Копилефт (copyleft) сделало с авторским правом. Копилефт базируются на нем. Автор использует копирайт в своей работе, чтобы решить, может ли его работа свободно распространяться, и если да — насколько, может ли она редактироваться, скачиваться, и если да, то кем. Под Копилефтом же понимается открытое, никем не ограниченное распространение произведения, на котором, при помощи своих прав, настоял сам автор.
Аналогично, положения, указы и органы, регулирующие деятельность учреждения, представляют его права и обязанности. Мы (поскольку я у власти —я выношу решения, давайте не будем наивными) можем решить, что они не только отчуждают нас от обязательств, но и дают право принимать решения, оценивать, формулировать цели. Функционал учреждения должен быть открытым, видимым и понятным всем его непосредственным участникам, чтобы эти правила могли превратить частное в коллективное, и таким образом трансформировать участников процесса в активных действующих лиц, которые управляют институцией и ведут ее по маршруту, которому только предстоит быть написанным.
Когда я размышляю о необходимости действовать изнутри институции, даже если, как ты замечала, контекст ее функционирования представляется токсичным и инертным, я вспоминаю эти строки и хочу подчеркнуть их важность: «(…) сопротивление заключается в осознанном вовлечении в доминирующие нормативные дискурсы и репрезентации, а также в активном создании оппозиционных аналитических и культурных пространств. Сопротивление эффективно контролируется системным подходом к преподаванию и обучению. Обнаружение и восстановление ненормативного знания (subjugated knowledge) — это один из способов заявлять права на альтернативные истории. И если мы ходим радикально преобразовать образовательные институции, эти знания должны быть усвоены и определены педагогически, как научные стратегии и практики». [5]
Восстанавливая локальный опыт и знания в рамках институциональных структур, мы пытаемся проявить те самые структуры в образовательной системе и педагогике. В школе формируются рабочие группы по организации вступительных и выпускных процедур, по организации работы столовой, по сортировке и вывозу мусору и т. д. Рабочие группы также обсуждают вопросы педагогики, выразительных средств, политики занятости и статуса в школе, например. Слово циркулирует. Люди и инициативы тоже. Эти действия вписывают себя в саму структуру закона, в регламент учреждения. Нужны годы, чтобы делиться знаниями, правилами и научиться принимать коллективные решения. Кухня еще строится, часть отходов уже вывезена из школы, часть — направлена в недавно открывшийся цех по переработке.
Как и кем артикулируются институциональные знания? — спрашивает Алина в своем приглашении к разговору… По моему опыту, институциональные знания целиком и полностью зависят от людей у руля. Проект по оцифровке и открытию архивов, который я описывала в первом своем примере, исчез, так как новый директор институции не проявил к нему должного внимания. Все было брошено на произвол судьбы. Никаких резервных копий не было сделано, онлайн-архив исчез, комната закрыта… Поэтому, сейчас мне кажется, что отдать архив для копирования и последующего использования публикой — было бы гораздо более здравой идеей, нежели просто поддерживать сервер с файлами в рабочем состоянии.
Между тем, в школе мы работаем над тем, чтобы включить открытые коллективные процессы принятия решений и более комфортное пространство для учащихся в регламент. Может быть, перемена правил задача такая же болезненная и сложная, как поддержка сервера в рабочем состоянии? Честно говоря, не знаю, но тем временем, институция находится в процессе переопределения. Хватит ли нам сил, чтобы одолеть тяжелую машину бюрократии в институциях, и направить энергию на непрерывное обновление, чтобы попытаться максимально приблизиться к идеалу, который так и останется недостижимым? Стоит ли это того?
Здесь я закончу. С нетерпением жду возможности поделиться нашими мыслями и опытом в дальнейшем.
Лоранс
Ответить на твое письмо, полное интересных мыслей и замечаний, — непростая задача. Сейчас я работаю в сфере образования: несколько месяцев удаленно руковожу художественной школой и вот, наконец, вернулась в институцию, все мы тут носим маски и держим почтительную дистанцию.
Позволю своим размышлениям, воспоминаниям и идеям опираться на твои рассуждения о методе «вовлеченного исследования» («enacted research»). Позволь поделиться парой примеров из прошлого и настоящего.
«Быть вовлеченным» для меня означает получить доступ к «исходному коду» институции. Им я считаю архивы и нормативные акты, связанные с ней. Я предлагаю работать с институциональными архивами, опираясь на программные принципы открытого программного обеспечения (open source).
Как? Здесь следует рассказать о моем опыте работы с командой Центра современного искусства и музея в Барселоне. Мы открыли помещение, принесли туда все эти коробки из архивов центра, и просто-напросто открыли их для всех. Параллельно была создана веб-платформа, позволявшая изолировать и описать каждый оцифрованный документ, а также реконструировать его связь с другими элементами. Тогда мы определяли архив как «набор документов, которые собирались естественным или механическим образом вследствии действий физического или юридического лица, частного или государственного, которые могут принимать как физическую, так и цифровую форму, и сохранение которых предполагает постоянное расширение архива без сокращения архивных единиц». [1]
Представьте себе некий документ… То как человек его использует, напрямую связано с тем, в какой роли он выступает. Мы выделили 44 возможные роли, действующие в институции. Можете представить 44 различные практики в одном музее? От архитектора до продюсера, режиссера, плотника, учителя, редактора, перевозчика, певца, танцора и многих других. В списке указаны 98 видов документов: отчеты, телеграммы, комиксы, записи конференций, а также описаны мероприятия, которые проводила институция с момента открытия: семинары, вернисажи, концерты, и так далее. И каждый фото, аудио или текстовый документ связан с одной из 44-х идентифицированных нами ролей.
Работая над описанием и архивированием, мы стремились уделить особое внимание слиянию теорий и практик, а также тому, как в арт институции формируются и формулируются связи между различными дисциплинами. Мы обозначили следующие вопросы: Откуда мы? Что мы унаследовали? Как мы представляем вклад художественной институции в производство коллективной памяти? Мы собирались думать над этими вопросами все вместе после того, как проанализируем деятельность друг друга. Потом, на основе такого обмена, мы могли бы разработать более устойчивые коллективные виды практик.
Именно поэтому необходимо было учредить протокол работы с данными в архиве. Мы находились на перекрестье — между институциональной критикой и систематическим демонтажем общественных институтов неолиберальной властью. И из этой точки мы предлагали воспринимать архив как лабораторию для экспериментов с протоколами и практиками производства коллективной памяти. Мы исследовали наши внутренние процессы еще и для того, чтобы осмыслить, что может собой представлять сеть институций и связь разных дисциплин. Мы полагали, что институциональные процессы могут быть препарированы, исследованы и разделены.
Память по природе своей коллективна, и существует лишь будучи разделенной с другими. Например, музей разделен между различными акторами, администрациями, реестрами, следовательно, он складывается из множества разделяемых техник, большинство которых либо скрыто от наблюдателя, либо герметично, либо находится на пороге исчезновения, — причем каждая из техник требует коллективных действий. Если мы хотим помнить, причем помнить коллективно, то следует держать в уме: акт коллективного припоминания нередко производится ценой забвения и замалчивания памяти других. Это исторические акты, произведенные теми, у кого были доступ и право говорить, у кого был доступ к инструментам производства, коммуникации и доступ к архивам. Поэтому речь идет об открытии документов, объектов и предметов памяти для комментирования и реорганизации, чтобы пользователи могли разобраться с тем, как устроен архив и каковы его коды доступа. [2]
Музей — это место, где формируется коллективная история, в нем хранятся объекты и события культуры, он активирует и подвергает сомнению прошлое. Бэмби Цойппенс (Bambi Ceuppens), в своем тексте Marc benoemt's morgens de dingen (Марк приветствует вещи по утрам), [3] настаивает, что слова, которыми мы описываем мир, имеют власть над нашим восприятием действительности. Слова, классифицирующие и описывающие, часто принадлежат словарю, заимствованному из истории патернализма и колониализма. Язык классифицирует, упорядочивает, исключает, но он также сохраняет прошлое для будущего использования и изучения…
Вернемся к нашим архивам. Удастся ли нам открыть документы для интерпретации, — поместить их в пространство между институцией, музеем, коллекцией и внешним миром и пользователями? Социополитическая обстановка меняет язык, его грамматику и словарь. Слова и словарные конструкции появляются и исчезают прямо как страны, общества и практики. Различные группы меньшинств пытаются захватить, изменить и присвоить языки и слова, которые им навязывали законодатели. Поэтический язык, коллективные языковые практики и язык жестов пишут свою историю на периферии того, что мы узнаем из словарей и прочих классифицирующих документов. Но раз мы разделяем язык, хорошо бы помнить, что слова годятся не только для приказов, но и для обсуждений. Язык может быть связующим звеном, но он может быть и недостатком, помехой, потому что он не помогает понять все и он не может описать все, и это особенно очевидно в случае языка, написанного людьми для машин… Хотя, думаю, что именно сочетание намерения и помехи приводит к движению и изменениям. Как Арлетт Фарж писала в Le goût de l'archive (Вкус архива): «Несомненно, есть шанс обратить нить научного исследования в иную сторону, и это возможно за счет слов, позволяющих встряхивать существующую картину мира, разламывать предъявленные улики. Можно не ограничиваться скучной реституцией события или исторического объекта; можно отмечать места, в которых утерян смысл, можно производить лакуны там, где раньше правила несломимая убежденность. Напряжение между потребностью производить смысл для создания устойчивого нарратива и уверенностью в том, что ничто не должно быть прочным, (…)». [4]
Слова, язык как изъявление власти, могут и расширять права и возможности, не так ли? К этому обращен мой следующий пример.
Когда я читаю твое рассуждение о вовлечении в институциональные процессы, мне хочется предложить двойное определение слова «институция» (учреждение). С одной стороны, это творческое движение, это склонность к учреждению, основанию, установлению и оно выражается формой действительного причастия настоящего времени, называющим движение: учреждающее (instituting). С другой стороны, причастие прошедшего времени от этого же глагола, учрежденное, является результатом творческого движения. Учрежденное (instituted) — нечто кристаллизованное, замороженное, стабилизированное. Когда созданное подчиняет себе процесс, можно говорить об отчуждении. И сейчас мы ищем настоящее институциональное движение, способное собрать участников вокруг себя.
Во втором примере, в ситуации с арт школой, учрежденное является тем, что согласно министерскому указу, должно существовать в самой структуре учебного заведения: руководство, совет по вопросам образования, студ-совет, совет по направлениям (направление здесь означает: различные департаменты в школе, например: медиа, искусство, письмо), контроль качества образования, совет по вопросам профилактики и защиты (безопасность, гигиена, и так далее). Заседания этих органов включены в расписание учреждения. По итогам слушаний эти органы должны принимать решения по расписанию, правилам, по вопросам гигиены, безопасности, использования бюджета, социальной помощи учащимся, и т. д. Эти инстанции, конечно, могут быть чисто формальными, но могут и действительно работать. Наша цель — восстановить их потенциал для изменения, отражения и оценки наших коллективных процессов. Мы планируем изменить привычный порядок так, чтобы когда спрашиваем какую-то команду, она не могла ответить: «Мы просто всегда так делали». Мы хотим вернуть разделяемую ответственность и мы хотим сделать все процедуры прозрачными для участвующих. Как правило, внутри институции базовые услуги: уборка, готовка, поддержание пространства в порядке, — воспринимаются как должное, однако за всем этим стоят люди, организации, деньги и отношения, которые остаются скрытыми и невидимыми.
Школа полнится иерархиями, управляется не только текстами и декретами, но и принципами, которые в институциональной среде проявляют себя жестокими, яростными, действующими на пределе срочности, порождающими желание добраться до «целого», но и оспорить это нерушимое «целое» и создать что-то общее (common). Переведя архивы и процедуры из режима read-only к режиму редактирования, можно вывернуть наизнанку саму структуру школы, так, чтобы она служила новым целям. Таким образом, люди могут включиться и повлиять на саму институциональную систему и написать новую историю, — все это процесс коллективной работы над трансформацией принципов и того, «как» мы действуем.
Мы захватываем саму структуру школы, чтобы попытаться обернуть ее себе на пользу, и «заразить» ее нашей историей в процессе становления. Как движение Копилефт (copyleft) сделало с авторским правом. Копилефт базируются на нем. Автор использует копирайт в своей работе, чтобы решить, может ли его работа свободно распространяться, и если да — насколько, может ли она редактироваться, скачиваться, и если да, то кем. Под Копилефтом же понимается открытое, никем не ограниченное распространение произведения, на котором, при помощи своих прав, настоял сам автор.
Аналогично, положения, указы и органы, регулирующие деятельность учреждения, представляют его права и обязанности. Мы (поскольку я у власти —я выношу решения, давайте не будем наивными) можем решить, что они не только отчуждают нас от обязательств, но и дают право принимать решения, оценивать, формулировать цели. Функционал учреждения должен быть открытым, видимым и понятным всем его непосредственным участникам, чтобы эти правила могли превратить частное в коллективное, и таким образом трансформировать участников процесса в активных действующих лиц, которые управляют институцией и ведут ее по маршруту, которому только предстоит быть написанным.
Когда я размышляю о необходимости действовать изнутри институции, даже если, как ты замечала, контекст ее функционирования представляется токсичным и инертным, я вспоминаю эти строки и хочу подчеркнуть их важность: «(…) сопротивление заключается в осознанном вовлечении в доминирующие нормативные дискурсы и репрезентации, а также в активном создании оппозиционных аналитических и культурных пространств. Сопротивление эффективно контролируется системным подходом к преподаванию и обучению. Обнаружение и восстановление ненормативного знания (subjugated knowledge) — это один из способов заявлять права на альтернативные истории. И если мы ходим радикально преобразовать образовательные институции, эти знания должны быть усвоены и определены педагогически, как научные стратегии и практики». [5]
Восстанавливая локальный опыт и знания в рамках институциональных структур, мы пытаемся проявить те самые структуры в образовательной системе и педагогике. В школе формируются рабочие группы по организации вступительных и выпускных процедур, по организации работы столовой, по сортировке и вывозу мусору и т. д. Рабочие группы также обсуждают вопросы педагогики, выразительных средств, политики занятости и статуса в школе, например. Слово циркулирует. Люди и инициативы тоже. Эти действия вписывают себя в саму структуру закона, в регламент учреждения. Нужны годы, чтобы делиться знаниями, правилами и научиться принимать коллективные решения. Кухня еще строится, часть отходов уже вывезена из школы, часть — направлена в недавно открывшийся цех по переработке.
Как и кем артикулируются институциональные знания? — спрашивает Алина в своем приглашении к разговору… По моему опыту, институциональные знания целиком и полностью зависят от людей у руля. Проект по оцифровке и открытию архивов, который я описывала в первом своем примере, исчез, так как новый директор институции не проявил к нему должного внимания. Все было брошено на произвол судьбы. Никаких резервных копий не было сделано, онлайн-архив исчез, комната закрыта… Поэтому, сейчас мне кажется, что отдать архив для копирования и последующего использования публикой — было бы гораздо более здравой идеей, нежели просто поддерживать сервер с файлами в рабочем состоянии.
Между тем, в школе мы работаем над тем, чтобы включить открытые коллективные процессы принятия решений и более комфортное пространство для учащихся в регламент. Может быть, перемена правил задача такая же болезненная и сложная, как поддержка сервера в рабочем состоянии? Честно говоря, не знаю, но тем временем, институция находится в процессе переопределения. Хватит ли нам сил, чтобы одолеть тяжелую машину бюрократии в институциях, и направить энергию на непрерывное обновление, чтобы попытаться максимально приблизиться к идеалу, который так и останется недостижимым? Стоит ли это того?
Здесь я закончу. С нетерпением жду возможности поделиться нашими мыслями и опытом в дальнейшем.
Лоранс
1.André Jacques, "De la preuve, à l'histoire, les archives en France", Traverses n.36, janvier 1986, p.29.
2. See for example Kader Attia, «Ces monuments, il faut les métisser», Libération, 8/07/2020.
3. transl: Marc names things in the morning) In The Language of Sharing , 2005 , VJ9, Constant vzw.
4. Farge Arlette, Le goût de l'archive, 1989, p.147.
5. Chandra Mohanty, On Race and Voice: Challenging for Liberation Education quoted in bell hooks, Teaching to Transgress, 199
2. See for example Kader Attia, «Ces monuments, il faut les métisser», Libération, 8/07/2020.
3. transl: Marc names things in the morning) In The Language of Sharing , 2005 , VJ9, Constant vzw.
4. Farge Arlette, Le goût de l'archive, 1989, p.147.
5. Chandra Mohanty, On Race and Voice: Challenging for Liberation Education quoted in bell hooks, Teaching to Transgress, 199
Каролина Рито
Когда Алина Белишкина, Яна Кличук и Джоана Монбарон впервые ...
10 ноября
Фелисити Аллен
Дорогая Каролина, дорогая Лоранс, и, в предвкушении, ...
14 Nov
кураторский форум
/
О ПЕРЕПИСКЕ
Дискуссии симпозиума* проходят в формате обмена письмами между российскими и зарубежными исследователями, кураторами, педагогами и художниками. В личной переписке участники дискуссии размышляют на темы, предложенные кураторами симпозиума*, и говорят о том, что им кажется важным в настоящее сложное время.
ПЕРЕПИСКА
Властные отношения в культурных институциях ...
Участникам этой переписки было предложено поразмышлять над проблемами проектов участия. Такие проекты задумываются художниками, кураторами и педагогами с намерениями включить (приобщить) участников из внехудожественной среды в культурный процесс, но что эти проекты значат для участников и для самих инициаторов проектов?
Разделяя полномочия ...
Каролине Рито, Лоранс Рассел, Фелисити Аллен и Франсуаз Вержес был предложен формат переписки для обсуждения принципиально важного вопроса властных отношений в культурных институциях и того, какой след эти отношения оставляют в институциональных архивах.
ГМИИ им. А.С. Пушкина и ГЦСИ в Санкт-Петербурге при поддержке «Фонда поддержки инноваций и молодежных инициатив Санкт-Петербурга» в рамках 2-го Кураторского форума ©
Санкт-Петербург 2020
Content Oriented Web
Make great presentations, longreads, and landing pages, as well as photo stories, blogs, lookbooks, and all other kinds of content oriented projects.
Участникам этой переписки было предложено поразмышлять над проблемами проектов участия. Такие проекты задумываются художниками, кураторами и педагогами с намерениями включить (приобщить) участников из внехудожественной среды в культурный процесс, но что эти проекты значат для участников и для самих инициаторов проектов? Какие формы ответственности они возлагают на себя и на других? В своей переписке Дмитрий Виленский, Пабло Хельгера, Сюзана Милевска и Бернадетт Линч подошли к этим вопросам с разных сторон, но находясь (как и мы с вами) в похожей ситуации глобального политического кризиса, дистанцирования, «радикальной домашней жизни» и невозможности участия.
Разделяя полномочия.
Что не так с проектами участия?
Что не так с проектами участия?
Content Oriented Web
Make great presentations, longreads, and landing pages, as well as photo stories, blogs, lookbooks, and all other kinds of content oriented projects.
Каролине Рито, Лоранс Рассел, Фелисити Аллен и Франсуаз Вержес был предложен формат переписки для обсуждения принципиально важного вопроса властных отношений в культурных институциях и того, какой след эти отношения оставляют в институциональных архивах. В своих письмах авторки размышляют о возможности вовлеченного исследования, о потребности действовать изнутри самих институций, и о том, как включить практику заботы и принципы коллективного действия в институциональные процессы. Предлагая «ложную поэму», Фелисити Аллен спрашивает, могут ли сплетни стать феминистской стратегией, в то время как Франсуаз Вержес подчеркивает роль расового фактора в незащищенности культурных работниц. Переписка ставит под вопрос устройство институций и то, кем, для кого и как создаются их архивы. Чтобы ответить, авторки, помимо прочего, обращаются к феминистской педагогике и предлагают переосмыслить то, что в культуре и обществе считается естественными и самоочевидным.
Властные отношения в культурных институциях и то, чего не найти в их архивах
Content Oriented Web
Make great presentations, longreads, and landing pages, as well as photo stories, blogs, lookbooks, and all other kinds of content oriented projects.